Деревянный меч - Страница 109

109

И Кенет продолжал идти, с трудом подавляя желание закричать, позвать на помощь – вдруг да услышит кто-нибудь? Не услышит, и думать нечего. Метель схватит его крик, унесет куда-нибудь в сторону, сомнет, засыплет снегом… никто его не услышит. Да и нельзя в горах кричать. Кенет хорошо помнит, как массаона предупреждал его, чтобы, не приведи вышние силы, не вздумалось ему кричать. Но как же хочется!

И все же, наткнувшись на дверь, Кенет вскрикнул. Очень уж неожиданно возник перед ним узкий длинный дом. Хоть бы на миг раздернулась снежная завеса, так ведь нет! Кенет не видел дома до той минуты, пока не врезался в дверь головой, и сначала подумал, потирая ушибленное место, что это он скалу головой таранил. Но даже в сказках из скалы обычно не раздается вопрос: «Кто там?»

– Путник, – простонал усталый Кенет.

И тут волшебное тепло разом покинуло его.

Ресницы Кенета заиндевели, собственное дыхание обожгло губы мгновенным льдом, пальцы отнялись от холода. Мокрый от пота и растаявшего снега хайю сковал Кенета сияющим ледяным доспехом. Пока открывалась дверь, Кенет промерз до костей. Никто при взгляде на него не сказал бы, что несколько мгновений назад ему было тепло.

– Дурак ты, а не путник, – ахнул здоровенный горец, втаскивая Кенета в дом. – Да разве так можно? Как тебя угораздило?

Кенет не мог внятно ответить: у него зуб на зуб не попадал, и он всерьез опасался ненароком откусить себе язык при попытке заговорить. Он постарался пожать плечами. Движение вышло еле заметное, слабое, но от ледяной корки, покрывавшей его хайю, отделилось несколько маленьких льдинок. Они упали на пол и растаяли.

– Больно? – спросил его горец, от которого не укрылось происходящее с Кенетом.

Кенет неразборчиво промычал нечто утвердительное и кивнул.

Горец вновь ухватил Кенета за плечо, вытащил его из дома, совлек с него ледяной кафтан и набрал полную пригоршню снега.

Окончательно Кенет пришел в себя, вновь оказавшись в доме. Он был с головы до ног растерт снегом и укутан во что-то теплое и мягкое, после чего его внесли в дом на руках, уложили на что-то пушистое и напоили чем-то горячим. Едва Кенет допил целебную жидкость, как перед глазами у него потемнело, веки смежились, и он уснул.

Проснулся Кенет назавтра довольно поздно. Он почувствовал, что спал долго, еще не успев открыть глаза. И все же он не спешил просыпаться. Все тело слегка ломило… ах да, он же едва не замерз вчера у самых дверей. А сейчас ему тепло. Тепло и спокойно. Время медленное-медленное, совсем как давешний снег до того, как он сменился метелью. Только снежинки почему-то теплые, как щенячья шерстка, когда гладишь щенка, а потом зарываешься пальцами в его нежную-нежную пушистую шубку, и рукам становится тепло. Время теплое, пушистое и медленное. Наверное, поэтому Кенету почти не больно. А ведь должно было быть больно, и даже очень, ведь он так сильно замерз вчера. Но теплое течение времени окутывает его такой пушистой тишиной… от нее даже ресницам тепло… и им совсем не хочется двигаться…

Кенет резко распахнул веки и сел, немного сердясь на себя: да сколько же можно спать, в самом-то деле!

Со всех сторон его окружали легкие плотные ширмы. На одной из створок висела его одежда, просушенная и аккуратно сложенная. Кенет сбросил с себя легкие теплые одеяла, снял с ширмы одежду и принялся приводить себя в порядок. Меч и котомка лежали рядом с ним, зато обуви своей Кенет не нашел: взамен он обнаружил не то чулки, не то сапожки из очень мягкого тонкого войлока или чего-то весьма похожего на войлок. Кенет обулся, оделся, причесался и сложил ширму. Тут же к нему подскочил мальчишка лет девяти, принял ширму из рук гостя и унес ее. Кенет едва догадался поблагодарить его – до того поразил юного воина вид жилища, где он оказался. Ничего подобного Кенету раньше видеть не доводилось.

Дом был довольно узким и длинным. По верху стен тянулись такие же узкие и длинные окна, забранные прочными ставнями. Внизу вдоль каждой стены шло возвышение, застеленное шкурами и вышитыми коврами. Оно подымалось над полом на уровне скамейки или чуть ниже. Очага нигде не было видно, да он и не был нужен. Возвышение это, называемое горцами улшэн, а по ту сторону гор просто шэн, служило и постелью по ночам, и рабочим местом днем, и печью. Именно поэтому у гостя забрали его обувь: да где это видано – обутым по постели ходить!

От укрытых коврами шэнов исходило приятное ровное тепло, и все в доме были одеты по зимнему времени довольно легко. У себя дома Кенет зимой был бы одет куда теплее и все равно бы озяб, хотя зима в его родных краях не в пример мягче. А здесь на всех без исключения одежда из тонкой пушистой шерсти, а то и вовсе полотняная. Кенет нашел эту одежду более нарядной, чем повседневное одеяние его односельчан, – а ведь не похоже, чтобы кто-то приоделся нарочно по случаю прибытия нежданного гостя: все заняты делом, а в праздничной одежде не очень-то и поработаешь.

На шэне вдоль противоположной стены сидели женщины, негромко переговариваясь за рукоделием. Некоторые пряли, но большинство было занято вышивкой ковров. Такие ковры Кенету уже попадались на глаза, но не в каэнских лавках, а в покоях наместника Акейро, в Саду Мостов. Похоже, Каэн при торговле с горцами не пользовался ничем из их товаров, хотя вся торговля с обитателями Лихогорья ведется именно через Каэн. Оно и понятно: для каэнцев жители гор – опасные сумасшедшие, постоянная угроза миру и благополучию. Именно из-за близости к Лихим Горам и держит Каэн такой многочисленный гарнизон – почти вдвое больше обычного. А чем больше гарнизон, тем больше уважения его массаоне. Потому-то и Рокай – не просто провинциальный массаона из захудалого городка, а сила, с которой вынуждены считаться даже в столице…

109