Деревянный меч - Страница 28

– Слышал, – утвердительно произнес старый маг.

– Ну вот. Задуманное получилось, все прекрасно, он счастлив, он просто в восторге – о чем тут беспокоиться? А мне страшно. Веселый, глаза блестят, щеки румяные – а как дотронусь до его горячей руки, так сердце сожмется.

Юкайгин замолчал: с лица мага исчезло всякое подобие улыбки.

– Очень горячие руки? – отрывисто спросил волшебник.

– Очень. Я думал сначала, что у него лихорадка, но что-то не похоже: ни слабости, ни усталости. Веселый, шутит, улыбается…

– И часто вы его видели в таком хорошем настроении? – поинтересовался волшебник.

– Да пожалуй, никогда, – подумав, ответил князь Юкайгин. – Не знай я, что он почти не пьет вина, решил бы, что он постоянно немного навеселе. У него никогда еще все так хорошо не складывалось.

– Лучше некуда, – проворчал волшебник. – Когда он должен к вам прийти?

– Да уже должен был быть, – недоуменно ответил князь. – Странно, что он опаздывает. Это не в его привычках.

Старый маг вскочил так стремительно, что князь Юкайгин не успел даже заметить его движения: только что волшебник сидел, и вот он уже на ногах.

– Идем! – повелительно крикнул маг. – Может быть, еще успеем!

Князь Юкайгин был слишком потрясен, чтобы отдавать приказания, но этого и не потребовалось. Едва взглянув на его лицо, распорядитель позвал три команды носильщиков. Обычно паланкин князя несли по городу с неторопливой важностью. На сей раз жители Сада Мостов могли видеть, как носильщики с княжеским паланкином стремглав несутся по направлению к дворцу наместника, а следом бегут еще две команды, готовые сменить собратьев по ремеслу, едва те начнут выказывать малейшие признаки усталости. Княжеский паланкин проделал дорогу вчетверо быстрее обычного, и как бы ни был встревожен старый князь, как ни спешил, он не преминул бросить носильщикам кошелек с серебром в награду за небывалое усердие. Носильщики еще не успели возблагодарить господина за щедрость, а князь уже вбежал во дворец. Никто не пытался чинить ему препятствий вроде: «Одну минуточку, ваша светлость, я сейчас доложу, что вы изволили прибыть». Давно миновали те времена, когда юный наместник заставил бы не в меру властного князя потомиться в ожидании с полчаса, да и выражение лица старого князя вряд ли располагало к попыткам остановить его. Однако у дверей в личные покои наместника князя все же попытались остановить.

– Никак нельзя, ваша светлость, – в ужасе лепетал слуга, пытаясь поклониться ниже пола. – Его светлость не велели. Если я кого пущу, он меня… да вы его знаете, ваша светлость! Смилуйтесь!

Юкайгин слегка растерялся: он действительно знал Акейро. Слуги, в общем, любили господина наместника и считали его человеком хотя и суровым, но справедливым и склонным к милосердию. Наказания в доме наместника никогда не превышали меры проступка, а зачастую наместник прощал виновного. При его предшественнике слуги тряслись от страха день и ночь, гадая, кого изберет на сей раз жертвой гневный каприз вечно пьяного господина. Неудивительно, что они повиновались Акейро охотно и с любовью. Единственное, чего Акейро не прощал никогда, так это ослушания, и виновный мог быть уверен, что будет сурово наказан, а то и уволен. Если Акейро действительно распорядился никого к себе не пускать, то слуге, не сумевшему выполнить приказа, не позавидуешь. Но отчего бы Акейро, вместо того чтобы нанести князю обычный визит, внезапно затворился в своих покоях? Что могло случиться?

Покуда князь пребывал в растерянности и тревоге, старый волшебник бесстрастно взялся за дверь, не обращая внимания на вопли слуги. Дверь не поддавалась.

– Ломайте дверь, – велел маг.

– Смилуйтесь, – простонал слуга. – Господин меня прибьет.

– Твой господин умирает, – отрезал волшебник.

Слуга испуганно замолчал и посторонился. Князь Юкайгин чуть отошел, примерился и с размаху высадил дверь плечом. В другое время ему бы это не удалось: уж где-где, а во дворце наместника хлипких дверей не было, ибо каждый наместник имел все основания дрожать за свою жизнь. Но слово «умирает» и вызванное им отчаяние придали князю такую неимоверную силу, что он весь дворец снес бы одним ударом, а не только дверь.

За дверью их встретило молчание. Акейро лежал посреди комнаты лицом вниз, его длинные волосы шевелил сквозняк. От распахнутой настежь балконной двери и до лежащего ничком тела тянулся ярко-алый кровавый след, совсем еще свежий: кровь не успела не только высохнуть, но даже заветриться.

Юкайгин бросился к Акейро, перевернул, взглянул в лицо. Ресницы Акейро дрогнули, веки приоткрылись.

– Он здесь, – неразборчиво простонал Акейро. – Я его чувствую… он здесь…

Тело его сотряслось кашлем, и изо рта его вытолкнулась алая кровь.

Немой вопль застрял в глотке Юкайгина: он боялся потревожить умирающего, иначе закричал бы. Но голова его запрокинулась, словно у волка, собирающегося завыть, и из раскрытого рта исходил неслышный хриплый звериный вой.

Маг просунул руку под одежды Акейро и провел ладонью по его груди. Кровь перестала течь. Глаза Акейро не открылись, но он продолжал дышать.

– Отнесите его на постель, – распорядился маг.

Юкайгин легко поднял бесчувственного Акейро и донес его до кровати, но положить его медлил. Ему казалось, что в ту минуту, когда он выпустит Акейро из рук, жизнь покинет его хрупкое тело.

– Положите его, – велел маг. – Он не умрет сейчас.

Юкайгин нехотя опустил Акейро на кровать, внезапно ставшую огромной, как городская площадь, и вновь склонился над ним.