Деревянный меч - Страница 122


К оглавлению

122

Подскок, поворот, звон клинков. Вот уже четверть незримого круга стала зримой… поворот, выпад… половина круга… замах, рубящий удар… почти весь круг заполнен воинами… звон соударяющихся мечей… последняя пара вступила в движущийся круг и замкнула его. Все Боги клана Седого Лиса заняли свое место в Колесе Жизни.

Сплошной непрерывный звон плыл над костром. Пение Богов было громким и отчетливым. Великое Колесо Жизни крутилось все быстрей.

Настала пора задавать вопросы.

– Я слушаю Богов! – протяжно выкрикнул Толай. – Я спрашиваю у Богов.

– Мы отвечаем! – Эти слова были внятны одному Толаю; остальные слышали только звон клинков.

– Почему вы приветствовали деревянный меч – приветствовали, как старшего? – запинаясь, произнес Толай: такие кощунственные слова, как «деревянный меч», ему и выговорить-то было нелегко.

– Он-старше-нас! – неистовым звоном прогремело над костром. – Он-не-выкован!

Несколько мгновений Толай не мог произнести ни слова. Ответ Богов ошеломил его.

Так, значит, Боги не считают деревянный меч оскорбительным для своей святости! Нет. Конечно, нет. И как это он, Творец Богов, не догадался? Боги его народа рукотворны. Он сам создает их огнем и молотом. По их мнению, меч, не скованный ничьими руками, – несотворенный. Конечно, они должны считать его старшим. И неудивительно, что Боги преклонились перед его нерукотворным, первозданным величием. Да, но кем же должен быть человек, обладающий несотворенным Богом?

– А его Повелитель, – помолчав, спросил Толай, – кто он такой?

Боги ответили не сразу, словно ответ их страшил.

– Огонь-в-горне! – Звон мечей был величественным и стройным, как никогда прежде.

Отсвет костра смывал отражение звезд со снега.

Толаю стало трудно дышать. Для сотворения Бога одного только живого металла недостаточно. Металл дает жизнь, огонь дает ей имя. Рождение и смерть Богов – в огне. В том, что Кенет обладает магической силой, Толай уверился после происшествия у Горячего озера. Но уж если Боги называют его огнем в горне, эта сила неимоверна. Она способна плавить миры и порождать вселенные. Она может вдохнуть новую жизнь в Лихие Горы или уничтожить их до основания. Она может все. Вот чего она хочет?

– Зачем этот человек пришел в горы? – задал Толай самый важный вопрос.

На сей раз ответ пришел незамедлительно.

– Освободить-ваши-сны! – прогрохотали Боги.

По щекам Толая от облегчения слезы потекли. Он их даже не чувствовал. Значит, все так и есть. Он был прав. Он и раньше подозревал, что сны, ниспосланные Горами, не свободны. Почему он не спросил Богов об этом раньше? Теперь он знает наверняка. Как знает и то, что опасаться пришельца с деревянным мечом незачем. Он не будет ни разрушать прежние горы, ни воздвигать новые. Силой своего огня он очистит светлый клинок вещих снов, сожжет налипшую на лезвие грязь.

Больше трех вопросов Толай не задавал никогда. Слишком много сил требует беседа с Богами. Танцоры уже еле движутся, да и сам Толай от слабости почти потерял сознание. И все же изнемогающий кузнец напрягся и еле слышным голосом задал еще один, четвертый вопрос:

– Как нам теперь к нему обращаться? – Вопрос далеко не праздный. Можно по неведению сказать величайшему из величайших: «Эй ты, сопляк!» Но как разговаривать с ним, узнав, кто он такой?

В ответ Боги разразились таким хохотом, что даже свидетели услышали его в звоне клинков. И долго еще сны напоминали Толаю, как смеются Боги.

– Он-сам-выбрал-себе-ножны! – ликующим хохотом прокатилось над Толаем.

Он сам выбрал себе ножны. Он сам назвал себя сыном по хлебу. Сам определил свое место в клане – место младшего родича. Так тому и быть. Толай представил себе, как он непринужденно скажет этому величию: «Сынок», запрокинул голову, и его хохот слился с сотрясающим землю смехом Богов.

Байхэйтэ устало взмахнул напоследок мечом и вышел из круга. Великое Колесо Жизни замедляло свой бег, распадалось. Один за другим воины покидали его.

Когда последний воин вышел из Великого Колеса, приблизились свидетели. Слово в слово они повторили заданные Толаем вопросы. Случалось, что вопрошающий терял слишком много сил, а заодно и память. На то и нужны свидетели: вернуть ему утраченное воспоминание. Конечно, ответов они понять не могли. Они слышали только вопросы. Но и такого напоминания обычно бывает достаточно.

– Я помню, – прошептал Толай и закрыл глаза. – Я все помню.

Байхэйтэ слегка потряс его за плечо.

– Я не сплю, – возразил Толай и разомкнул веки. Он не сердился на Байхэйтэ: бывало, что измученный Творец Богов сразу после завершения обряда засыпал от усталости.

– Что ответили Боги? – нетерпеливо спросил Байхэйтэ.

Над ответом следовало хорошенько подумать. Не стоило излагать сказанное Богами как оно есть. Подобное известие может испугать и самых мужественных.

– Что парень он хороший, – начал Толай, осторожно подбирая слова. – И вести себя с ним надо по-прежнему, Что деревянный меч – не кощунство. Во всяком случае, в его руках. И что приход его к добру.

И опять, уже во второй раз за сегодняшний день, Толай не солгал и не сказал всей правды. Только на сей раз полуправда отчего-то не казалась такой горькой, как та, прежняя.

Домой дети Седого Лиса вернулись незадолго до рассвета. Кенет так и не ложился спать, поджидая сородичей по хлебу. Их отсутствие уже начинало тревожить его, и приходу их он обрадовался. А еще больше обрадовался он прежней сердечности, с которой приветствовал его Толай, а за ним и остальные.

– У тебя все хорошо? – спросил Кенет, обеспокоенный усталой походкой кузнеца.

122