Деревянный меч - Страница 123

123

– Лучше не бывает. – К своему удивлению, Толай даже усмехнуться сумел. – Послушай, сын по хлебу, – я вот о чем спросить хочу.

Ты уже говорил мне, откуда ты пришел, но тогда ты не знал наших мест. Теперь ты их знаешь. Вот я и спрашиваю тебя – откуда ты пришел на самом деле?

– Поднялся по перевалу Рукоять Меча, – ответил Кенет. – Это что-то меняет?

В памяти Толая вновь возник сон о могучей силе, идущей по перевалу Рукоять Меча, – но не тот сон, который он увидел, а тот, который должен был увидеть.

– Ничего не меняет, – уверенно ответил Толай. – Наоборот. Так оно и должно быть.

Обычно после Пляски Мечей жизнь всего клана замирает на сутки. Слишком много сил отнимает вопрошание. На сей раз о том, чтобы выспаться, и мечтать не приходилось. И так уже начало поминального обряда пришлось отодвинуть. Еле ноги волоча от усталости, клан принялся за приготовление поминальной трапезы.

Но и помянуть покойного не привелось. Едва только все уселись за поминальную трапезу, храня не столько скорбное, сколько сонное молчание, как в дом вбежал подмастерье Толая, отчего-то припозднившийся к завтраку: глаза выпучены, рот до ушей.

– Скорей! – завопил он. – Урхон родился!

Сонной одури как не бывало. Все повскакали со своих мест и опрометью бросились наружу. Кенет мчался следом, едва не приплясывая от радости. Он с детства любил страшные сказки, которые хорошо кончаются.

Морозный рассвет уничтожил последние остатки сна. Искрящийся скрип снега под ногами звучал как музыка. Снег сиял небесной синевой, переливами рассветно-золотого и розового. Все вокруг было прекрасным, а прекраснее всего – настежь распахнутая дверь Дома Покаяния.

К этой двери вела единственная ступенька, невысокая, но широкая и просторная, как крыльцо. На ступеньке сидел Урхон. Что-то в его облике было странно непривычным, чего-то словно бы недоставало. Кенет не сразу понял, что недостает меча. Меч Урхона был вонзен в снег рядом со ступенькой прямо в ножнах. Впервые Кенет видел взрослого безоружного горца.

Люди вокруг радостно зашумели. Особенно громко загомонили дети: «Я!» «Нет, я!» «А кто тебе сказал?» «Пусти, сам такой» «А я не хочу!»

– Тихо! – прикрикнул Байхэйтэ.

Дети мгновенно замолчали. Предводитель клана обвел их взглядом.

– Нет… – бормотал он. – И тоже нет… слишком взрослый… нет, характер не тот… а, вот, пожалуй!

Он указал на мальчика лет семи, потом помедлил и, снова побурчав себе что-то под нос прежним манером, подозвал таким же точно жестом девочку того же возраста.

– Ты, – сказал он. – И ты. Что скажет Творец Богов?

– Согласен, – кивнул Толай.

– Ох и весело будет! – хихикнул кто-то из детей. На него зашикали, но не сердито, а нетерпеливо, словно его возглас мешал начаться тому самому веселью, которое он так радостно предвкушал.

Массаона Рокай об этом обряде краем уха кое-что слышал – если и не о том, как именно Боги выносят свой приговор, то уж о том, как принято встречать помилованного Богом, ему рассказывали. На всякий случай массаона успел впопыхах упомянуть Кенету о главных странностях предстоящего сейчас обряда.

– Ты обязательно смейся, – торопливо советовал он сбитому с толку Кенету. – Это очень серьезно.

Массаона был прав. Рождение – очень серьезное дело. Возможно, даже более серьезное, чем смерть. Тем более – второе рождение. Оно нуждается в защите от потусторонних сил – а что может быть лучшей защитой, чем смех?

Но Кенет даже и без совета массаоны смеялся до колотья в боку.

Ему было над чем посмеяться.

Поначалу Кенет даже недоумевал, отчего все собравшиеся сдержанно фыркают в кулак. Урхон остался среди живых – это радостно, но не смешно. Покуда Кенет размышлял подобным образом, Толай подвел мальчика и девочку к ступеньке. Может, это над ними посмеиваются? Вид у детей и впрямь забавный. Сознание собственной важности заставляет их ступать медленно, и лица у них строгие, преисполненные взрослого степенства. Мальчик даже невольно приподнял слегка плечи в отчаянной попытке выглядеть выше ростом, сильнее, старше. Толай поднялся на ступеньку, зашел Урхону за спину и одним сильным толчком опрокинул его на снег. К изумлению Кенета, Урхон даже не сделал попытки подняться. Мальчик и девочка подошли к нему с обеих сторон и торжественно поклонились друг другу.

Поднялся неимоверный гвалт. Люди, едва не сбивая один другого с ног, ринулись к детям. Казалось, все вокруг сотрясается от хохота, с которым клан Седого Лиса поздравлял названых родителей с рождением первенца.

Дети отвечали на шутки и поздравления со сдержанным ликованием. Им не терпелось поскорее приступить к исполнению самой важной части своей роли.

Толай перевернул Урхона на спину. Урхон задумчиво задрыгал ногами.

– Хороший малыш, хороший, умница! – нежно ворковала девочка, наклонясь к Урхону.

Урхон шмыгнул носом, с трудом подтянул ногу ко рту и попробовал пожевать пятку.

– Не шали, – строго и наставительно произнес мальчик. – Ножку есть нельзя.

Урхон сморщился и захныкал: мальчик решительно вынул у него изо рта вожделенную пятку. Урхон заверещал что есть сил.

– Хороший ребеночек! – хохотали в толпе. – Сильным воином вырастет, дайте только срок! Ишь как вопит – аж уши заложило!

У Кенета от смеха заболели скулы. Окажись происходящее простым издевательством над Урхоном, и Кенет бы себя не помнил от стыда и гнева. Но никто ни над кем не издевался. Урхон веселился от души вместе со всеми. Долг, ведомый ему с колыбели, повелевал ему веселиться, рад не рад. Но Урхон не просто был человеком долга, он еще и радовался по-настоящему. Не каждому удается дважды родиться!

123