Деревянный меч - Страница 68

К оглавлению

68

Кенет не стал спрашивать, что такого хорошего увидел дракон в коротких ночах. Он шел, смутно начиная различать темные стволы на фоне светлеющего неба и тропинку под ногами. А потом, разом, лес оборвался. Но шелест листвы не затих. Он заполнил собой все небо – или то, что представилось Кенету небом.

Сначала Кенету показалось, что рассвет начинается у самых его ног. Огромный рассвет – синий, яблочно-зеленый, белесый, розовый и бледно-золотой, и больше ничего, кроме рассвета. Потом Кенет различил линию, рассекавшую рассвет пополам. Потом понял, что линия эта – горизонт, и ниже горизонта – не небо, а вода. Кенет никогда не видел столько воды сразу и вдобавок без берегов. Ему показалось, что вся эта чудовищная масса воды стоит стеной, даже нависает над ним, и он невольно отшатнулся и вскинул руки, чтобы защитить голову, когда стена воды обрушится на него. Но тут среди синевы мелькнула темным пятном лодка, и наваждение рассеялось. С беззвучным грохотом водяная стена легла наземь и растянулась до горизонта.

– Вот это и называется море, – довольно засмеялся дракон. Золотые колеса дрогнули и обрушились в рассвет. Кенет прерывисто вздохнул.

– Тебе понравился рассвет на дюнах? – улыбнулся дракон и поправил складки на шелковом рукаве.

– Ты тут живешь? – хрипло спросил Кенет. Глаза юноши сияли, щеки пылали от восторга.

– Нет. Только когда хочу вспомнить юность, – снова улыбнулся дракон. – Люди не могут жить в воде, а я ведь женат. У меня и имя есть, как у человека, – Хараи. Пойдем ко мне. Отдохнешь, переночуешь. А уже потом можно и в Каэн.

– Странное дело, – сказал Кенет, спускаясь вслед за драконом по мягкому песку, – в уставе для магов сказано, что зверь-дракон – это что-то очень нехорошее…

– Так ведь не дракон, Повелитель Молний, – ответил ему Хараи, – а «зверь-дракон». Это не одно и то же.

– А какая разница?

– Зверь-дракон – это тот, кто перестал быть драконом. Так же, как Инсанна перестал быть человеком.

Глава 11
ТРИБУНАЛ

В Каэн Кенет вступил отдохнувшим, сытым, веселым и полным сил. Сутки, проведенные им в гостях у Хараи, вспоминались с удовольствием.

Кто его знает, какой дом держит дракон в своем истинном облике на дне морском, но в его человеческом жилище хозяйство было поставлено на широкую ногу. Не будь жена Хараи ведьмой, нипочем бы ей не управиться. Да и то сказать – может ли обычная женщина быть женой дракона?

У дверей Кенета встретил Аори и двое его младших братьев. Самый младший сын Хараи туманным облачком парил над колыбелькой.

– Обычно я не разрешаю детям принимать свой второй облик при гостях, – извинился Хараи, заметив изумление Кенета, – но у малыша режутся зубки. Отчего-то у вас, людей, это происходит очень болезненно.

Кенет вполне понимал беднягу дракона. Он вспомнил, как истошно орал Бикки, когда у него резались зубы. Мачеха ходила с опухшими от слез и недосыпания глазами. Кенет бегал по вечерам собирать тягучий млечный сок беломордника и соцветия мышкиных слезок, варил их с медом и мазал этой смесью десны Бикки. На несколько часов в доме воцарялась тишина, и все его обитатели засыпали мгновенно: если успел добраться до кровати – считай, повезло. Как же хорошо, как мирно жилось тогда Кенету!

Ему не впервой было вспоминать оставленный им дом, но на сей раз заглушить причиненную воспоминаниями боль оказалось не так-то просто. Лишь когда дракон и ведьма позвали его к столу, боль начала затихать. А потом и вовсе забылась.

Слишком уж хорошо было в этом доме. Здесь не было места ни боли, ни даже памяти о ней.

«Когда найду свое место средоточия… а все-таки что это за место такое?.. – думал Кенет, прихлебывая густой горячий сладкий напиток из меда и ягод. – Когда я это самое место средоточия найду, непременно выстрою себе такой дом. И женюсь. Нашел ведь Хараи ведьму себе по силе. Если уж дракону удалось, у меня тем более получится».

Еда и застольная беседа настолько подкрепили тело и дух Кенета, что спать ему не хотелось. День он провел в приятнейшем общении с сыновьями дракона, дивясь их двойственной природе и наслаждаясь ее созерцанием. Вечер прошел в неторопливой беседе с драконом. Потом Кенета отвели в чудесную жарко натопленную баню. Потом чистенького разомлевшего Кенета отвели в спальную комнату для гостей, и он заснул, едва коснувшись щекой изголовья.

Наутро он проснулся таким бодрым и отдохнувшим, что готов был в три прыжка преодолеть расстояние до Каэнских ворот.

Дракон простился с Кенетом сдержанно. Лишь на прощание он приобнял юношу за плечи, словно желая оградить его от чего-то.

– И не забудь побывать у каэнского массаоны! – крикнул он Кенету вслед.

Как будто об этом можно забыть! Аканэ столько раз говорил об этом Кенету, что и счет потерян. Каждый воин или его ученик, прибывая в город, перво-наперво должен доложить о своем прибытии местному массаоне – начальнику имперских воинов. До сих пор у Кенета такой необходимости не возникало: главой имперских воинов Сада Мостов был господин наместник Акейро собственной персоной. Довольно и того с князя Юкайгина, что он терпел в своей вотчине какого бы то ни было наместника. Еще одна важная особа из столицы переполнила бы чашу его терпения. А когда его отношения с молодым наместником сложились столь необычно, он разорвал бы на куски любого столичного заправилу, вздумай тот совать палки в колеса его обожаемому Акейро.

Теперь же Кенету впервые предстояло увидеть массаону, и он немного робел. Но не идти нельзя. Аканэ ему не единожды втолковывал: «Пренебречь подобным посещением мог бы я, но не ты. Это даже не дерзость, но прямое нарушение воинского устава». Так что робей не робей, а идти все едино придется.

68